realwired

"...Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые. Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий. Их нежные дочери, петербургские бледные развратницы с накрашенными карминовыми губами. Бежали секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты. Бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров" @

если не считать порчи от квартирного вопроса - персоналии все те же. более того - надо полагать, и они побегут. в свое время

Как повезло Ною - всего один потоп! Потом правда пришел Хам. Но тоже всего один!

  
один из двух пейсателей в жанре "Письмо ученому соседу"(с) А. Чехов, на днях особенно порадовал демонстрацией на диво продуктивной методики познания всего. метод простой, как все гениальное:

"Если исходить из идеи, что NNN - еврей, то ..."

"... государство как аппарат является отдельным лицом, несущим свою собственную ответственность за свои действия, а каждый его гражданин в отдельности не может быть более соответственен действиям своего государства чем миноритарный совладелец огромной компании с ограниченной ответственностью действиям этой компании. Граждане инвестируют в государство свою жизнь и работу, свои налоги и инвестиции, и они их легко теряют если что-то идет не так, но требовать с них терять больше (например если удалось спасти деньги да и жизнь – требовать их потерять потому что «государство плоховато») это всё равно что требовать от миноритарных инвесторов в Теранос или FTX сесть ненадолго в тюрьму вместе с руководителями этих мошеннических фирм (вот крупнейшие VC фонды удивились бы такой идее!)

Я категорически за судить людей только по их собственным личным поступкам, и даже не по намерениям и не по высказываниям. Чтобы быть точным - есть намерения и высказывания, которые сами по себе являются осуждаемыми поступками (пропаганда агрессии однозначно к таким относится), но высказывание пожелания или намерения не равно обозначенному действию (агитатора надо судить за агитацию, а не за то, что сделали сагитированные)!

Я категорически не принимаю идею «коллективной вины». Некоторые страдающие близорукостью мозга европейские чиновники договариваются до того, что «коллективная вина отлично сработала против немецкого нацизма после 2МВ». Во-первых это – полное незнание истории и непонимание, что сработала оккупация, интеграция в широкий военно-политический блок и тем самым устранение причин развития нацистской идеологии. Во-вторых, на примере ГДР отлично видно, что ничего совсем не сработало – на трети территории один тоталитарный культ заменили другим и «новые немцы» так же сосредоточенно стреляли в спину бегущим через берлинскую стену, как «старые» в спину бегущим из гетто, и участвовали в мировом ядерном противостоянии, сочиняя вундерваффе для уничтожения Лондона как и в 40е. Но самое главное – великий мировой опыт объявления «коллективной вины» существует, и именно он закончился тем, что потребовало оккупации, расчленения и контроля Германии, а сперва унесло 6 000 000 жизней коллективно виноватых сперва в распятии некоего Христа, а потом – в огромном разнообразии смертных и не очень грехов."

 

 
недавно была затронута тема - "не заходит Чехов!", с выводом - "что-то не так (с Чеховым или мной)". простите, а разве ДОЛЖЕН (Чехов, или любой другой)?

в сем месте не могу удержаться от цитаты:

"Прекрасное — это экстаз: оно так же просто, как голод. О нем, в сущности, ничего не расскажешь. Оно — как аромат розы: его можно понюхать, и все. Вот почему так утомительны все критические рассуждения об искусстве — если не считать тех, которые не касаются прекрасного и поэтому не имеют отношения к искусству. Все, что может сказать критик по поводу «Положения во гроб» Тициана — картины, которая, может быть, больше всех в мире исполнена чистой красоты, — это посоветовать вам пойти на нее посмотреть. Все остальное, что он скажет, будет или историей, или биографией, или чем-нибудь еще. ... Никто еще не сумел объяснить, почему дорический храме в Пестуме более прекрасен, чем стакан холодного пива"(с)

вот так. утомительно и никто не сумел

 
... из дневника К. Чуковского ...

 9 мая. Разговор с африканцем из Кении.

"согласно интеллигентским воззрениям, демократия представляла собой не результат терпеливой эволюции устоев и учреждений, но естественное для человека состояние, благотворному влиянию которого не дает проявиться царский деспотизм. Не имея никакого опыта администрирования, они подменяли управление законотворчеством"

"В августе 1912 г. присылают за мною автомобиль Металлического завода с просьбою директора В. О. Сонгина немедленно приехать на завод по делу неотложной важности. Приезжаю. Оказывается, завод получил предложение от Артиллерийского ведомства спешно внести существенные изменения в изготовляемые заводом 60 установок для пушек 6-дюймового калибра. Контрактная цена этих установок была по 60 000 руб., т. е. весь заказ был на 3 600 000 руб.

Начальником Главного артиллерийского управления был великий князь Сергей Михайлович, только что вернувшийся из Англии; там ему в числе разных артиллерийских новостей показали такое прицельное приспособление для береговых орудий, где простой наводкой прицельной трубы на ватерлинию цели орудию автоматически придается и надлежащий угол возвышения.

Англия применяла такие приспособления для Адена, Гонконга и прочих колониальных местностей, где орудия ставились на высоте свыше 1500 м. При таких условиях эта система была применима и могла давать довольно точные результаты, а у нас эти орудия предназначались для низменных побережий Финского залива с высотою не более 15 м — погрешность была бы примерно в 100 раз больше, и система абсолютно не могла быть применена.

Вернувшись с завода, я написал записку, в которой расчетами и формулами в 12 пунктах показал непригодность предложения.

На следующий день поехали с директором Федоровым в Главное артиллерийское управление. Ввели нас в зал Артиллерийского ученого комитета. Стали постепенно сходиться артиллерийские генералы, пришел и Н. А. Забудский. Началось заседание, прочел я свою записку, и, вместо ее обсуждения по существу, начали артиллеристы-генералы судить и рядить о том, как бы все это скрыть от Сергея; нельзя же ему доложить, что он внес нелепое предложение.

Решили отложить рассмотрение до следующего заседания через неделю под предлогом, что не было генерала А. А. Маниковского, начальника артиллерии Кронштадтского района, для которого главным образом и предназначались эти пушки.

Через неделю опять приехали, приехал и А. А. Маниковский, которого я знал уже лет десять:

— Ваше дело совершенно ясное, это только не по разуму ученый [😀] Забудский мог разную ерунду городить.

На этот раз нас с Федоровым в зал заседания не пустили, а предложили подождать в приемной.

Примерно через час выходит капитан, ученый секретарь комитета:

— Решено снабдить установки прицелами вашего завода, можете продолжать изготовление, но журнала с этим постановлением вам прислать не можем: надо дождаться, пока Сергей уедет в отпуск, нельзя же этот журнал поднести ему на подпись. Вы себе вообразить не можете, какой скандал был. Генерал N. стал возражать Маниковскому и говорит:

— Я не усматриваю, почему обыкновенная прицельная труба не будет давать требуемой точности.

Маниковский и ляпни:

— Ваше высокопревосходительство, если вы эту трубу всунете окуляром себе в жопу, тогда, может быть, усмотрите.

Такая поднялась ругань, что пришлось закрыть заседание.

— Но как же быть заводу, ведь дело миллионное и срочное, нельзя же работать, не имея журнального постановления.

— Попробуйте устроить так, чтобы Сергей поскорее поехал за границу, где сейчас сезон, — в Трувиль или в Ниццу, — посоветовал ученый секретарь.

Едем с Федоровым обратно на завод.

— Вы поняли, что посоветовал капитан? — спрашивает меня Федоров.

— Понял, поднесите пачечку штук в сто «катенек» (сторублевок) Матильде (балерина М. Кшесинская, метресса Сергея), пусть она увлечет Сергея с собою купаться в Трувиль, тогда и журнал получите.

Отсюда ясен вред, который бессознательно приносили великие князья, стоящие во главе управлений. Знаниями они не обладали, но все должностные лица боялись «огорчить» великого князя оспариванием его мнения: к празднику припомнит строптивость, да из наградного списка и вычеркнет.

Дворец Матильды на углу Каменноостровского проспекта и Дворянской улицы привлекал всеобщее внимание. Еду как-то на Металлический завод мимо этого дворца, извозчик на козлах и отпускает философское замечание:

— Дом-то какой, слышь, царская фря построила, п...дой нажила.

Но он, очевидно, не знал, что Матильда обладала и другими способами наживы. На артиллерию тратилось в то время сотня миллионов в год; один процент комиссии — вот уже миллион."

[А.Н. Крылов, "Мои воспоминания"]

"По установленному порядку мне следовало явиться к министру народного просвещения, которым тогда был граф Игнатьев.

Зову ученого секретаря обсерватории Гейнца:
- Я еду являться министру народного просвещения, может быть, у вас есть какие-нибудь денежные дела?
- Есть, мы уже второй год хлопочем об устройстве канализации для аэрологической обсерватории в Онтолове, а то там 60 служащих из всех ватерклозетов все спускается в открытую канаву, которая идет к источникам, питающим дворцовый водопровод Царского Села, надо 6000 руб, а мы ничего добиться не можем.
- На такое-то дело да завтра же у вас будет ассигновка не на 6000, а на 60 000 руб. Прикажите переписать на бланке директора рапорт министру народного просвещения: "Мой предшественник князь В.В. Голицын неоднократно ходатайствовал перед министерством народного просвещения об экстренном ассигновании на устройство канализации для аэрологической обсерватории в Онтолово.

Здесь находится 60 человек служащих, и экскременты жидкие и твердые из всех отхожих мест
спускаются открытой канавой к источникам, питающим дворцовый водопровод Царского Села.
Докладывая о сем вашему сиятельству, обращаю ваше внимание, что указанный непорядок требует немедленного устранения, как угрожающий здоровью государя императора и его августейшей семьи.

По предварительному исчислению, потребное ассигнование не превышает 60 000 рублей".

Являюсь к графу Игнатьеву, как принято, затем говорю:
- Позвольте доложить вашему сиятельству одно дело, не терпящее отлагательства, у меня заготовлен рапорт.
- Пожалуйста, прочтите.
Читаю [на словах ... экскременты жидкие и твердые...]
- Что, что такое? перебивает меня граф Игнатьев.
- Так точно, ваше сиятельство, говно жидкое и твердое спускается открытой канавой!
- Но ассигнование это дело Палечека, идите к нему.
- Никакого Палечека я не знаю и к нему не пойду, вызовите его сюда; я доложил вашему сиятельству, о дальнейшем вы и должны распорядиться. Если ваше сиятельство в этом затрудняетесь, то по долгу службы я обязан доложить об этом морскому министру адмиралу Григоровичу, который как генерал-адъютант, когда дело идет об угрозе здоровью государя, примет немедленно надлежащие меры.

Зазвонил граф Игнатьев во все звонки на своем столе.
- Позовите сюда Палечека.
Явился Палочек.
- Прочтите этот рапорт и немедленно выпишите ассигновку на 60 000 руб и чтобы завтра же деньги были вручены обсерватории. Вы себе не представляете, какие для вас последствия может иметь промедление в этом деле.

Вернулся в обсерваторию. Гейнц даже глаза вытаращил."

[А.Н. Крылов, "Мои воспоминания"]

«Чужие слова и идеи избавляли образованное русское общество от необходимости размышлять, как даровой крепостной труд избавлял его от необходимости работать... Вот когда зародилась умственная болезнь, которая потом тяготела над всеми нисходящими поколениями, если мы только не признаемся, что она тяготеет над нами и по сие время. Наши общие идеи не имеют ничего общего с нашими наблюдениями - мы плохо знаем русские факты и очень хорошо нерусские идеи».

В.О. Ключевский

[приписывается Ключевскому, но я нигде этого у него не видел]